Они познакомились осенью 1974...
Zemfira De Virgiliis February 2015
Zemfira De Virgiliis February 2015
Они познакомились осенью 1974 года, вскоре после того, как Михаил Барышников оказался в Нью-Йорке. И вскоре их знакомство переросло в прочную, крепкую дружбу.
Бродский о Барышникове:
"... Единственный человек, с которым я был мало знаком в России, - это Миша Барышников. Здесь мы с ним видимся довольно часто - просто потому, что он совершенно потрясающий человек. Человек потрясающего ума и интуиции. Человек, который - помимо всего прочего! - знает стихов на память гораздо больше, чем я. Это очень странно, но как мы встретились с Мишей я, ей-богу, не могу вспомнить. Но одно могу сказать: он на меня произвел - и производит - колоссальное впечатление. Причем вовсе не своими качествами танцовщика, тем более, что в этой области я специалистом ни в коем роде не являюсь. А прежде всего - своим совершенно невероятным природным интеллектом...
Барышников - это существо абсолютно уникальное. Он родился день в день с Вольфгангом Амадеем Моцартом. И у них, я думаю, масса общего. Вообще же, если говорить о людях, с которыми меня судьба и обстоятельства свели вне России, то это, в первую очередь, Оден. Это Стивен Спендер, Сюзен Зонтаг, Дерек Уолкот, Чеслав Милош, сэр Исайя Берлин... Вот знакомства, за которые я благодарен судьбе в связи со своим перемещением в пространстве.... Вот имена, которые сразу же приходят в голову, если иметь в виду людей, которые пользуются определенной известностью. Но меня-то как раз в них интересует не столько их известность или деятельность, сколько какие-то иные их качества. Хотя и естественно смотреть на человека сквозь призму его деятельности. Но на Барышникова , между прочим, я сквозь призму его деятельности не смотрю. Меня балет никогда особенно не интересовал. И до сих пор не интересует. Хотя, надо сказать, когда я вижу на сцене Барышникова , то это ощущение совершенно потрясающее. Я даже думаю, что это вообще уже даже и не балет - то, чем он занимается..."
На подаренной Барышникову книге, Бродский написал:
Пусть я – аид, пускай ты – гой,
пусть профиль у тебя другой,
пускай рукой я не умею,
чего ты делаешь ногой.
Но в день 27 января
хочу быть так же пьян,
как в день 24 мая,
когда ты тоже был tres bien!
Бродский о Барышникове:
"... Единственный человек, с которым я был мало знаком в России, - это Миша Барышников. Здесь мы с ним видимся довольно часто - просто потому, что он совершенно потрясающий человек. Человек потрясающего ума и интуиции. Человек, который - помимо всего прочего! - знает стихов на память гораздо больше, чем я. Это очень странно, но как мы встретились с Мишей я, ей-богу, не могу вспомнить. Но одно могу сказать: он на меня произвел - и производит - колоссальное впечатление. Причем вовсе не своими качествами танцовщика, тем более, что в этой области я специалистом ни в коем роде не являюсь. А прежде всего - своим совершенно невероятным природным интеллектом...
Барышников - это существо абсолютно уникальное. Он родился день в день с Вольфгангом Амадеем Моцартом. И у них, я думаю, масса общего. Вообще же, если говорить о людях, с которыми меня судьба и обстоятельства свели вне России, то это, в первую очередь, Оден. Это Стивен Спендер, Сюзен Зонтаг, Дерек Уолкот, Чеслав Милош, сэр Исайя Берлин... Вот знакомства, за которые я благодарен судьбе в связи со своим перемещением в пространстве.... Вот имена, которые сразу же приходят в голову, если иметь в виду людей, которые пользуются определенной известностью. Но меня-то как раз в них интересует не столько их известность или деятельность, сколько какие-то иные их качества. Хотя и естественно смотреть на человека сквозь призму его деятельности. Но на Барышникова , между прочим, я сквозь призму его деятельности не смотрю. Меня балет никогда особенно не интересовал. И до сих пор не интересует. Хотя, надо сказать, когда я вижу на сцене Барышникова , то это ощущение совершенно потрясающее. Я даже думаю, что это вообще уже даже и не балет - то, чем он занимается..."
На подаренной Барышникову книге, Бродский написал:
Пусть я – аид, пускай ты – гой,
пусть профиль у тебя другой,
пускай рукой я не умею,
чего ты делаешь ногой.
Но в день 27 января
хочу быть так же пьян,
как в день 24 мая,
когда ты тоже был tres bien!
в 1978 году, Бродский подарил Барышникову "Конец прекрасной эпохи" с посвящением:
В твой день родился лиходей
по кличке Вольфганг Амадей.
А в мой – Кирилл или Мефодий,
один из грамотных людей.
Хоть в знаках сложной хуете
ни нам, ни самому Кокте -
не разобраться,
мне приятно, когда ты крутишь фуэте.
Р. S. От этих виршей в Барыше ль
останется, прочтя, Мишель?
В 1992 года Барышников получил в подарок от Бродского изданную по-английски книгу о Венеции "Watermark" с таким посвящением:
Портрет Венеции зимой
где мерзнут птички в нише,
в день января 27
дарю любезной Мыши.
Прости за Инглиш,
но рука – как и нога для танца -
дается, чтоб издалека
канать за иностранца.
В том же году Бродский подарил Барышникову книгу стихов, впервые опубликованную в России, с такой надписью:
Дарю соратнику по игу
монголом изданную книгу.
Знать, не прохезало монголам
с картавым справиться глаголом.
В твой день родился лиходей
по кличке Вольфганг Амадей.
А в мой – Кирилл или Мефодий,
один из грамотных людей.
Хоть в знаках сложной хуете
ни нам, ни самому Кокте -
не разобраться,
мне приятно, когда ты крутишь фуэте.
Р. S. От этих виршей в Барыше ль
останется, прочтя, Мишель?
В 1992 года Барышников получил в подарок от Бродского изданную по-английски книгу о Венеции "Watermark" с таким посвящением:
Портрет Венеции зимой
где мерзнут птички в нише,
в день января 27
дарю любезной Мыши.
Прости за Инглиш,
но рука – как и нога для танца -
дается, чтоб издалека
канать за иностранца.
В том же году Бродский подарил Барышникову книгу стихов, впервые опубликованную в России, с такой надписью:
Дарю соратнику по игу
монголом изданную книгу.
Знать, не прохезало монголам
с картавым справиться глаголом.
А вот стихи, подаренные ему Бродским за три месяца до смерти:
Горячо любимой Мыши
26 октября 1995 года.
...И Тебя в Вифлеемской вечерней толпе
не узнает никто: то ли спичкой
озарил себе кто-то пушок на губе,
то ли в спешке искру электричкой
там, где Ирод кровавые руки вздымал,
город высек из страха и жести;
то ли нимб засветился, в диаметре мал,
на века в промелькнувшем подъезде.
Стихотворение, посвященные Михаилу Барышникову, вошедшие во все сборники произведений Поэта.
Иосиф Бродский - Михаилу Барышникову
Классический балет есть замок красоты,
чьи нежные жильцы от прозы дней суровой
пиликающей ямой оркестровой
отделены. И задраны мосты.
В имперский мягкий плюш мы втискиваем зад,
и, крылышкуя скорописью ляжек,
красавица, с которою не ляжешь,
одним прыжком выпархивает в сад.
Мы видим силы зла в коричневом трико,
и ангела добра в невыразимой пачке.
И в силах пробудить от элизийской спячки
овация Чайковского и Ко.
Классический балет! Искусство лучших дней!
Когда шипел ваш грог, и целовали в обе,
и мчались лихачи, и пелось бобэоби,
и ежели был враг, то он был - маршал Ней.
В зрачках городовых желтели купола.
В каких рождались, в тех и умирали гнездах.
И если что-нибудь взлетало в воздух,
то был не мост, а Павлова была.
Как славно ввечеру, вдали Всея Руси,
Барышникова зреть. Талант его не стерся!
Усилие ноги и судорога торса
с вращением вкруг собственной оси
рождают тот полет, которого душа
как в девках заждалась, готовая озлиться!
А что насчет того, где выйдет приземлиться, -
земля везде тверда; рекомендую США.
Горячо любимой Мыши
26 октября 1995 года.
...И Тебя в Вифлеемской вечерней толпе
не узнает никто: то ли спичкой
озарил себе кто-то пушок на губе,
то ли в спешке искру электричкой
там, где Ирод кровавые руки вздымал,
город высек из страха и жести;
то ли нимб засветился, в диаметре мал,
на века в промелькнувшем подъезде.
Стихотворение, посвященные Михаилу Барышникову, вошедшие во все сборники произведений Поэта.
Иосиф Бродский - Михаилу Барышникову
Классический балет есть замок красоты,
чьи нежные жильцы от прозы дней суровой
пиликающей ямой оркестровой
отделены. И задраны мосты.
В имперский мягкий плюш мы втискиваем зад,
и, крылышкуя скорописью ляжек,
красавица, с которою не ляжешь,
одним прыжком выпархивает в сад.
Мы видим силы зла в коричневом трико,
и ангела добра в невыразимой пачке.
И в силах пробудить от элизийской спячки
овация Чайковского и Ко.
Классический балет! Искусство лучших дней!
Когда шипел ваш грог, и целовали в обе,
и мчались лихачи, и пелось бобэоби,
и ежели был враг, то он был - маршал Ней.
В зрачках городовых желтели купола.
В каких рождались, в тех и умирали гнездах.
И если что-нибудь взлетало в воздух,
то был не мост, а Павлова была.
Как славно ввечеру, вдали Всея Руси,
Барышникова зреть. Талант его не стерся!
Усилие ноги и судорога торса
с вращением вкруг собственной оси
рождают тот полет, которого душа
как в девках заждалась, готовая озлиться!
А что насчет того, где выйдет приземлиться, -
земля везде тверда; рекомендую США.
